Плевать.

"Лё" было прозвищем, которое придумал ему я. Все вокруг звали его полным именем.

Однажды мы разговаривали на кухне, и вдруг у него по щеке потекла слеза. Тогда я знал его уже достаточно хорошо, поэтому быстро понял, что это ненастоящее:
— Ты не плачешь. Ты специально долго не моргал.
Он тут же просиял как ребёнок, загадку которого наконец отгадали.

Мне кажется, этот эпизод неплохо раскрывает какое-то глубинное равнодушие Лё к другим людям, граничащее с социопатичностью. Он понимал, как надо вести себя с людьми, но по-настоящему в нём этого не было. Сработало — ладно, не сработало — попробуем что-то другое.
Для друзей Лё просто был чуваком со странностями. Для меня он был… Ну.

— Я больше не хочу, — напечатал я после последней прогулки.
— Хочешь прекратить общаться и больше никогда не делать этого вновь?
— Да, — отправил я.
— Как я могу тебе возразить.
На мой взгляд, это был жестокий ответ. Как будто бы он был не причём, и это я всё испортил. Мне болезненно хотелось, чтобы он извинился передо мной, и я был готов опуститься довольно низко, пока он создавал видимость, будто это возможно. Это не было возможно.
— А можно последнее слово?
— Дерзай, — пошёл я на поводу, надеясь, что он скажет что-то, что облегчит мне жизнь. Всё было ровно наоборот.
— Я тебя люблю, — впервые написал он.
И это действительно было последнее слово вообще. Он бросил мне кость — я за ней не побежал. Вот и всё.

***

Во-первых, он был мне очень дорог. С ним у меня связано многое из того, что происходило со мной в принципе впервые в жизни. Думаю, в этом-то и вся магия.
Во-вторых, пиздец как я с ним намучился - это можно понять по количеству текста.

***

Мы и так были плохими подростками, а он был совсем ёбнутым. Мог повиснуть на руках с балкона 16 этажа. Это всё вызывало во мне бурю, в общем-то, нехарактерных мне чувств.

Он рассказывал, что я заинтересовал его с первой встречи, потому что я проигнорировал его — не поздоровался, не познакомился. Обычно люди с ним так не поступали, но я действительно каким-то образом не заметил его в замкнутой квартире, а когда заметил — мне тут же захотелось над ним поиздеваться. Так-так, что у нас тут? Мальчик в узких джинсах избегает взглядов в глаза и никогда не улыбается. Нет-нет, я хочу, чтобы вы понимали: он сдерживал улыбку намеренно. Не знаю, почему. Это был его стиль.

И он просто взбесил меня своей недоступностью. Несколько раз я пытался его задеть, но он совсем на меня не реагировал, словно меня не было в комнате — даже случайно не скользнул по мне взглядом. Потом, когда все ушли, он впервые обратился ко мне:
— Знаешь, где в этом городе можно вырубить?
Я поперхнулся и помотал головой. Я правда не знал.

Оказалось, что Лё ещё и хорошенько долбил, и вскоре это тоже стало моей проблемой. Я не мог отличить, трезвый он или нет. Иногда мы разговаривали по телефону и я понимал, что он под чем-то, потому что ему становилось плохо.

***

Мне всегда было сложно выстраивать с ним границы. Он не ставил чётких точек, повисал в неизвестности, анонимно объявлялся с фейковых страниц, заставляя меня угадывать, сближал физическую дистанцию — и вот ты уже вынужден бороться с собой, упираясь рукой ему в грудь и выточенные ключицы, чтобы он не подошёл слишком близко. Иногда мы боролись друг с другом.

Как обычно, мы пожимали друг другу руки на прощание, но однажды он просто дёрнул меня на себя и обнял. Время тогда застыло. Да я и сейчас помню его запах. Я вообще многое как-то ненормально детально запомнил.

Выяснять с ним изначально было нечего, потому что он был абсолютно пуст. Я гораздо глубже, честнее и искреннее его, и поэтому так страдал от его поверхностности. Подумать только - я ошибочно принял его пустоту за сакральность.

Сейчас мне стрёмно оглядываться назад, — да потому что как он вообще смог меня зацепить?

Головой я понимал, что иначе быть не может, но эмоционально решение прекратить общение с ним никогда не давалось мне легко.

***

С большинством близких людей я строю многолетние, доверительные и прочные связи. С Лё так не произошло.

Год мы дружили, общались каждый день и много шарахались по улицам. Приходя домой, мы разговаривали друг с другом по телефону, как старпёры. Однажды я сказал очень легко и свободно: "Ты мне нравишься". Повисла тишина и я подумал, что облажался - неправильно прочитал знаки. В пустоту я предложил ему проигнорировать мои слова или повесить трубку. Но спустя паузу он сказал, что и я ему тоже.
Потом он говорил, что был очень удивлён, что я решился это сказать. А я не чувствовал никаких проблем, ни тени стеснения или переживаний.
С одной стороны, странно - именно он первый начал поближе прижиматься ко мне в маршрутке, то плечом, то бедром, то сигарету прикурить из моих рук (всё затягивалось в узел) - совсем очевидный жест, я бы сказал, даже опасный. С другой стороны, конечно, я понимаю, почему моё простое "ты мне нравишься" его впечатлило. Лё и уязвимость… ну уж нет. Если есть шанс опозориться или прямолинейно быть отвергнутым, он бы не стал рисковать.

Потом мы переспали. Это был значимый рубеж. До этого на кухне с пацанами он рассказывал всем, сколько у него было девчонок. Наедине со мной он, бывало, хвастался другими историями. Как целовался с друзьями-парнями и прочее. Его восхищало, что со мной об этом можно было поговорить открыто. Я не решался спрашивать его о девчонках и богатом сексуальном опыте напрямую, но ставил эти рассказы под сомнение.

Я даже осторожно говорил со своим гитаристом (он был знаком с Лё гораздо дольше меня) - ты как думаешь, это правда, что он говорит? Он не сомневался ни секунды. "Конечно", - говорит, - "ты видел, как на него девчонки вешаются?"
А они и правда вешались.

Но оказалось, что у Лё до меня вообще никого не было. Он пытался спать с девушками, только в начале как-то не складывалось.
Раньше я вспоминал об этом с теплотой, но со временем стал чувствовать себя скорее использованным. Я хотел быть с ним, а он хотел получить сексуальный опыт. Я подходил.

***

Я тогда играл в рок-группе, и мы все тёрлись вместе. Вообще, парни вроде как знали, что у Лё были какие-то эксперименты с парнями, но я не уверен, насколько они серьёзно это воспринимали - вроде как думали, что это шутки, ведь Лё был со странностями. Я видел, что он пытался флиртовать с парнями из группы, но те воспринимали это за прикол. Особенно ему нравился гитарист. Я просто знал.

От парней в группе мы, не сговариваясь, скрывали свои отношения. Они ничего не замечали в течение двух лет, хотя тусили мы вместе очень плотно.
Когда с Лё наконец-то было покончено, я рассказал им, и они, мягко говоря, удивились. Лё очень боялся, что я расскажу им, что его разговоры про сексуальные похождения были неправдой.
Я, конечно же, рассказал.
Представляешь, Ден, у Лёхи до меня никого не было.
Дену Лёха тоже очень нравился, ну как человек, в смысле. Он на него покупался и смотрел ему в рот какими-то щенячьими глазами, а я уже был настроен практически враждебно.

***

Один из дней. Я тусил у гитариста, и на пороге появился Лё с продуктовой тележкой. Он в какой-то несвойственной себе ультимативной манере сказал, что забирает меня, и чтобы я лез в тележку. Мы в тот момент не очень хорошо общались, но тогда я ещё не мог ему отказывать. О, я помню, в парке. Я ехал в тележке, стоя в ней на двух ногах, как на сёрфе, а он гнал её вперёд, как бешеный. Помню, как я смотрю на него и понимаю, что запомню этот момент.

Будучи на своём месте сейчас, я бы не вступил в подобные отношения.

***

После нашей последней прогулки Лё сказал: "Я не помню, почему мы перестали общаться. Наверное, секс со мной был не очень".
Я даже не разозлился на него — только удивился, каким я был тупым. Серьёзно, мы были довольно близки, и ты думаешь, что я перестал с тобой общаться, потому что… что?
Я говорил ему прямым текстом, почему мы перестали общаться - я его любил как-то даже просто по-человечески, в то время как ему со мной было время от времени интересно. А он свёл всё это к своему стыду и самолюбию, к переживаниям, что в сексе он был недостаточно хорош. И этому я тоже удивился - мне тогда очень нравилось с ним, а он, выходит, даже не замечал.

Мне казалось, что этим вечным внутренним стыдом и боязнью быть неидеальным мы с ним очень похожи, но я перешагнул через них в какой-то момент, уже в других отношениях, а он даже не лежал в эту сторону.
Он остался самовлюблённым брошенным ребёнком с ножичком в руках.

***

Лё всегда был ёбаным эгоистом и очень хуёво относился к людям вокруг.
Он не приносил ничего хорошего в жизнь никого.
Даже удивительно, честно говоря.

Расстроился.

Работаю третий месяц на испытательном сроке, до конца осталось 15 дней. Сегодня позвонил начальник и показал мне жёлтую карточку — намекнул, что я не очень хорошо справляюсь. Из-за того, что разговаривал с ним полчаса, пропустил звонок от курьера.

Он уехал с моей едой. Прям грустная серия ситкома, а не вечер.

это у меня какой-то новый прикол - переживать из-за того, что я неплохо живу. и вместе с этим я как будто впервые в жизни переживаю нехарактерное мне чувство неуверенности в своём праве толкать мир и лезть, куда хочется лезть. ну и ну.

иногда кажется бессмысленным рассуждать о мире тонкими понятиями и рефлексировать своё положение в обществе с помощью активистского европейского новояза. даже стыдным. типа, посмотри, как большинство людей живёт. у них даже доступа к таким словам нет, а ты - эйджизм, нарративные практики, гендер, постколониальность.

ну и что? термины не весят больше поступков. отдельные проявления не определяют тебя, как человека.

и к тому же. я думаю, не надо отказываться от цепляющих историй внутри тебя, даже если они кажутся глупыми. они же твои - ничего этого не отнимет. тебе досталась одна история, кому-то досталась другая. в конце концов, всё пойдёт в дело.

Я понимаю, откуда у средней такое отношение к деньгам. Сложно просить подарки, когда видишь, как мама работает по двенадцать часов, отчим пропадает за рулём такси, а дома есть ещё и младшая.

При мне всё было немного иначе. От того времени остались неуместные предметы роскоши в двух комнатах коммунальной квартиры с ободранными стенами. Я, старший — первый и последний из нашего микро-поколения, кто успел запомнить, как приятно не думать о деньгах.

Наверное, средняя тоже помнит картинки из прошлого. Но я помню чувство, помню это вольное отношение к ресурсам, помню себя, как человека с деньгами. Я даже думал, что мы богаты, хотя мы были, наверное, крепким средним классом.

Перелом от достатка к краже продуктов из Магнита переживался несколько болезненно. Иномарка разбилась в лобовом столкновении. Плазма всё-таки закончила в ломбарде. Отдельные комнаты превратились в одну общую проходную. Жить лучше, чем моя семья, стало не сложно. Для этого нужно было уйти из дома и поселиться где угодно ещё.

В отличии от средней, мне приглянулось правило "дают — бери, бьют — беги". Правда, меня никогда не били, а когда били — я не побежал. Нас совсем немного тогда потрепали, смешная вышла история.

— Так должно быть?
— Ээ, — я смотрю на завалы над перекрытиями потолка.
На секунду я представил, как крыша рушится. Кто-нибудь из детей оказывается под завалами. Мама не переживёт вторых похорон.

Вот ещё одно искажение, которому меня научила семья. Никогда не знаешь, где и что ёбнет. Разрушенная стена возле дома может простоять ещё двадцать лет. Ну, раз в год прилетит кирпич в окно. Ты привыкаешь и даже начинаешь гордиться своей привычностью. А потом дом сгорает. Проводка старая.

И ты выносишь из этого дома самое лучшее, пытаясь соединить разрозненные обрывки. Что тебе больше хочется оставить — слегка дыхнувшую на тебя улицу и презрение к комфорту или желание просыпаться на выстиранной простынке?

Кто ты на самом деле — дерзкий парень с верхушки низов или интеллектуал, расстраивающийся из-за того, что в ресторане в его суп положили бекон, который он забыл попросить не класть?

Я бы хотел забрать из сгоревшего дома альбомы с фотографиями. Крыша там провисла, как мокрый лист. Было бы очень пошло забраться туда и умереть под завалами — даже на уровне текста.

В комнате горит настольный светильник. Ни музыки, ни телевизора, ни взрослых. Младшая надела корону, платье и сандалики. Средняя включает чайник, а воды в нём на полкружки — типично для подростков. Я беру чай на себя и замечаю, что у меня слегка трясутся руки, и это меня удивляет.

Люди живут хуже. Это понятно. Совсем недавно мы ездили в цыганскую общину. Дома у них из досок и листов фанеры. Детей выгнали из школы. Чужих они видят не часто, поэтому дети останавливаются перед машиной, как вкопанные. Цыганская община ютится на повороте в посёлок под огромным торговым центром. В следующий раз я поеду в этот район, скорее всего, в Икею, и буду знать, что там, за поворотом, живут дети, которые не понимают никаких связей между людьми, кроме родственных.

Кто ты такой? Я тебе скажу: ты человек, который режется о разбитые мечты. Даже не знаю, какой в этом смысл.

В последнее время я много думаю о том, что тело не обмануть. Если ты привык к определённому уровню комфорта — любому, даже такому, который другие посчитают за полный отстой — всё, что выбивается из этого уровня, будет тебя расстраивать. Не надо чувствовать себя виноватым за то, что живёшь лучше других.

Ты будешь жить только лучше и лучше — это неотвратимо, и будешь помогать тем, кто рядом. А если не хочешь помогать, просто обвиняй во всём капиталистов при власти. Во-первых, они действительно виноваты.

Во-вторых, я всё-таки интеллектуал. С этим трудно спорить.

Жизнь всегда такая сложная, чёрт возьми.

Пульс завязался узлом под горло.

Иногда просто хочется посмотреть фотографии, - странное желание, - послушать, что я к тебе чувствую.

.

Недавно попала под руку старая переписка, где ты говоришь: знаю, рейвы тебе не нравятся, но мне было бы приятно, если бы ты пошёл.

А я не то что не пошёл, я даже не попытался, мне это не показалось важным.

И это не то чтобы большое конкретное сожаление, просто жизнь - она же как-то так и проходит.

.

Вот иногда читаешь, что ты пишешь, ну красиво - да, идеальным кажется до сих пор - да, а толку нет, непонятно, иллюзорно, хрупко. Глупые такие, пора бы уже вырасти из этого.

.

Хуйня какая-то.

.

Да как мне из этого вырасти, я не знаю, стараюсь не задавать себе по этому поводу вопросов.

Я ныряю в эти глупые тусовочные разговоры тет-а-тет в окружении компании, слушаю людей и спрашиваю об их взглядах, личных историях, мотивации, мироустройстве и как они вообще к этому пришли. Я пытаюсь сфокусировать взгляд на их лицах, потому что к этому моменту в глазах у меня уже как минимум двоится. Я пытаюсь откопать что-то, за что можно было бы зацепиться, как раньше, но люди эти гладкие, отшлифованные, в целом уравновешенные, у меня не получается их трогать.

Я слов-то практически не различаю, а на утро не помню, о чём был разговор, только реакции.

Изучаешь людей по реакциям, как животных, отзываешься на их повадки своими, и это считается близостью.

Хочется быть голым и одноременно загромождённым идеально выверенным образом.

Под железной дверью воет собака. Я говорю: не буду больше бояться, не буду. Смотри, как светло в городах даже ночью.

Утренний секс. Я мысленно желаю тебе хорошего дня, но день вырастает непослушным.

Сны заходят к яви со спины, кладут ей ладони на глаза и спрашивают: "Кто там"?

Всё сочинено, но не выдумано.

В чужих глазах я танцую легко, свободно и уверенно. В чужих стихах я могу быть, кем захочу — хрупко и неминуемо.

бля тут был пост но я его проебал

Одна мадам сегодня пренебрежительно назвала меня "ребёнком".

Ох, блядь, соберись.

Проект закончился — у меня больше нет часовых рабочих звонков, которые можно уместить в 15 минут, нет подстёгивающих дедлайнов, крупных обязательств и коммуникаций с такими разными и одинаковыми людьми.

Мы переехали, и что-то я всё. Наверное, работа держала меня в форме и движении, а теперь всё резко похоже на день сурка и мне ничего неважно.

Субъект бесполезен.

Мы совершенно не знаем, что с ним делать. Мы очень злы на него: за последние несколько часов ни одно решение, которое он принял, не было верным. Нам не доплачивают за истерики.

Субъект витает в облаках, отказываясь фокусироваться на поставленных перед ним задачах.

Его поведение инфантильно. Мы пытались замотивировать его двумя кусочками сыра. Субъект отреагировал сосредоточенным взглядом. Его собранность испарилась после того, как куски были съедены.

Субъект испытывает наше терпение.

Мы позволили ему выкурить сигарету, и надо заметить, что наши запасы на исходе (смета расходов в Приложении 1). Кто-то должен довести это до сведения высшего руководства.

Субъект не двигается.

В нашей команде нет согласия в подходах работы с этим случаем. В частности, мы не знаем, стоит ли драть на себе волосы, молиться или сохранять спокойствие. Мы можем только фиксировать.

Физические показатели субъекта подают смешанные сигналы. Две лидирующие теории: мастурбация и паническая атака.

После истечения восьми часов субъект включил таймер.

Остаётся надежда, что это финальная стадия эпизода. Отчёт по результатам должен быть у нас завтра.

Приходя домой, я мою руки.

После того, как сдёргиваю целлофан с пачки сигарет, мою руки снова (от соприкосновения с упаковкой они становятся грязными). Сигарету вытягиваю зубами.

Прежде, чем взяться за гитару, мою руки.

Дверные ручки стараюсь игнорировать.

Усталое лицо делать особенно фактурным, когда люди настойчиво близко подходят.

"Не могли бы вы, пожалуйста, соблюдать дистанцию?"

Вы занимаете пространство, которое я оставляю для радости.

Реши уже, ты чувствительный или смелый? (с)

Шутить об изоляции и о том, что для меня ничего не изменилось,
больше не смешно.

Вчера жажда классного кофе скрутила меня и бросила на пол. Я не мог встать и только и думал о том, как где-то в светлом прошлом или будущем бариста ставит холдер на весы, стряхивает лишний грамм, постукивает холдер запястьем и одним движением темперует кофейную таблетку. Воображаемый эспрессо симметрично течёт через сияющую кофемашину, крема затягивает шот золотым тиснением. Бариста вливает в чашку глянцевое молоко, я хватаю телефон, смотрю на цену доставки, на баланс своей карты, на цену доставки, на баланс своей карты. Мне опять задерживают зарплату — не уверен, что вообще её получу.

Остался лежать до трёх часов дня. Удалёнка, хуле.

Всем моим бывшим и будущим говорю: расступитесь. Моя ауто-агрессивная сексуальность нашла приют в любящих руках, и я изобретаю себя не заново, а впервые.

1. Запомни меня как ЛГБТ-активиста и никогда никому не рассказывай, что трахал ЛГБТ-активиста. Не хочу видеть отголоски своей личности, текущие чужой стыдной акварелью. Мгновения неизвестности и отторжения звенят между нашими взглядами в тёмных комнатах, когда все уже спят. Ты называл это "разговаривать".

2. Запомни меня как русского, которого ты трахал, и всем говори, (fun fact) что трахал русского. Прости, что не был достаточно добрым.

3. Меня приглашали в игру, где одной рукой обнимаешь своего партнёра в танце, а другую кладёшь на чужое бедро. Я стоял, улыбаясь. Когда он попросил посоветовать ему мой любимый эклер, я стоял, улыбаясь. Когда он обнял меня сзади и сказал, что я красивый, я стоял, улыбаясь.

4. Запомни меня как мальчика, который сказал, что не любит прикосновений, и не дыша изучал кожей твои длинные ногти, представляя, как счастливые кролики скачут на залитой солнцем поляне.

5. Запомни меня как славного парня, с которым танцевать весело и не страшно.

6. Злись на меня посильнее, потому что я ждал твоего падения в мои руки, а потом сделал шаг назад, потому что ты заебала. Парень, который тебе нравился, обнял меня во сне в новогоднюю ночь. Он прижался пахом к моей заднице, я сказал ему, что он идиот, чуть-чуть отодвинулся и уснул под его рукой. С утра ты увидела.

7. С тобой было неплохо, но скучно. Я был очень одинок и счастлив засыпать в объятиях. Жалко, что мы всё же не стали "братьями". Надеюсь, парень, лежащий рядом, действительно спал — ииили нет. Кстати, он совершенно не заслужил свою девушку. Как это обычно и бывает.

8. Хотел бы я тебя обнять тогда, просто так. Но что бы я с тобой делал?

9. Ёбаный, красивый и беспонтовый Новак. Хотел бы я, чтобы меня звали Новак. Хотел бы я себе тело, как у Новака. Может, назову так когда-нибудь собаку.

10. Вы всё-таки хорошие друзья. Просто вы никогда не были на моём месте. Не жили у незнакомцев. Не вымаливали вписку у того, кто от тебя ещё не устал. Иногда я думаю, если бы никто меня не пустил — я вернулся бы домой или болтался бы по улице и заведениям? Не хочу думать, что вернулся бы.

Вчера мы просто заснули голыми и мне было хорошо.